Неточные совпадения
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога, господа, скорее
в кружок, да побольше порядку! Бог с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на
военную ногу, непременно на
военную ногу! Вы, Петр Иванович, забегите с этой
стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.
— Положим, княгиня, что это не поверхностное, — сказал он, — но внутреннее. Но не
в том дело — и он опять обратился к генералу, с которым говорил серьезно, — не забудьте, что скачут
военные, которые избрали эту деятельность, и согласитесь, что всякое призвание имеет свою оборотную
сторону медали. Это прямо входит
в обязанности
военного. Безобразный спорт кулачного боя или испанских тореадоров есть признак варварства. Но специализованный спорт есть признак развития.
Это было
в конце февраля. Зима, затруднявшая
военные распоряжения, проходила, и наши генералы готовились к дружному содействию. Пугачев все еще стоял под Оренбургом. Между тем около его отряды соединялись и со всех
сторон приближались к злодейскому гнезду. Бунтующие деревни при виде наших войск приходили
в повиновение; шайки разбойников везде бежали от нас, и все предвещало скорое и благополучное окончание.
В стороне Исакиевской площади ухала и выла медь
военного оркестра, туда поспешно шагали группы людей, проскакал отряд конных жандармов, бросалось
в глаза обилие полицейских
в белых мундирах, у Казанского собора толпился верноподданный народ, Самгин подошел к одной группе послушать, что говорят, но полицейский офицер хотя и вежливо, однако решительно посоветовал...
Ему, видимо, не хотелось спуститься
в павильон Воронцова, он, отвернув лицо
в сторону и улыбаясь смущенно, говорил что-то
военному министру, одетому
в штатское и с палочкой
в руке.
На рейде рисуются легкие очертания
военных судов, рядом стоят большие барки, недалеко и
военные китайские суда, с тонкими мачтами, которые смотрят
в разные
стороны.
Военная служба вообще развращает людей, ставя поступающих
в нее
в условия совершенной праздности, т. е. отсутствия разумного и полезного труда, и освобождая их от общих человеческих обязанностей, взамен которых выставляет только условную честь полка, мундира, знамени и, с одной
стороны, безграничную власть над другими людьми, а с другой — рабскую покорность высшим себя начальникам.
В числе этих любителей преферанса было: два
военных с благородными, но слегка изношенными лицами, несколько штатских особ,
в тесных, высоких галстухах и с висячими, крашеными усами, какие только бывают у людей решительных, но благонамеренных (эти благонамеренные люди с важностью подбирали карты и, не поворачивая головы, вскидывали сбоку глазами на подходивших); пять или шесть уездных чиновников, с круглыми брюшками, пухлыми и потными ручками и скромно неподвижными ножками (эти господа говорили мягким голосом, кротко улыбались на все
стороны, держали свои игры у самой манишки и, козыряя, не стучали по столу, а, напротив, волнообразно роняли карты на зеленое сукно и, складывая взятки, производили легкий, весьма учтивый и приличный скрип).
Это и есть китайский охотничий поселок Сидатун [Си-цзя-тунь —
военный поселок Си-цзя.]. На другой
стороне Имана живут удэгейцы (5 семейств)
в 3 юртах. У них я и остановился.
Как я говорил уже, я принадлежу к
военной семье со
стороны отца и воспитывался
в военном учебном заведении.
С левой
стороны, около письменного стола, стоял неизвестный мне человек
в военной форме с красной звездой.
С обеих
сторон дома на обеих
сторонах улицы и глубоко по Гнездниковскому переулку стояли собственные запряжки: пары, одиночки, кареты, коляски, одна другой лучше. Каретники старались превзойти один другого. Здоровенный, с лицом
в полнолуние, швейцар
в ливрее со светлыми пуговицами, но без гербов,
в сопровождении своих помощников выносил корзины и пакеты за дамами
в шиншиллях и соболях с кавалерами
в бобрах или
в шикарных
военных «николаевских» шинелях с капюшонами.
Наш флигель стоял
в глубине двора, примыкая с одной
стороны к каменице, с другой — к густому саду. За ним был еще флигелек, где жил тоже с незапамятных времен
военный доктор Дударев.
Тут случилось нечто неожиданное и страшное. Фартук сам распахнулся с другой
стороны… Из тарантаса выкатилась плотная невысокая фигура
в военной форме, и среди общего испуга и недоумения его превосходительство, командующий войсками киевского
военного округа и генерал — губернатор Юго — западного края, бежал, семеня короткими ногами, через улицу
в сторону, противоположную от исправничьего крыльца…
Маремьянствую несознательно, а иначе сделать не умею. С другой
стороны, тут же подбавилось: узнал, что Молчанов отдан под
военный суд при Московском ордонансгаузе. [Комендантском управлении.] Перед глазами беспрерывно бедная Неленька! оттасоваться невозможно. Жду не дождусь оттуда известия, как она ладит с этим новым, неожиданным положением. Непостижимо, за что ей досталась такая доля? За что нам пришлось,
в семье нашей, толковать о таких грязных делах?
— Ах, сделай милость, не было! — воскликнул генерал. — Как этих негодяев-блузников Каваньяк [Кавеньяк Луи Эжен (1802—1857) — французский реакционный политический деятель, генерал.
В дни июньского восстания 1848 года возглавил
военную диктатуру и использовал ее для беспощадного разгрома парижского пролетариата.] расстреливал, так только животы у них летели по
сторонам…
Он вывел отца-деспота,
в котором кой-что срисовал с своего покойного отца, со
стороны его
военной строгости и грубости…
И вот теперь, отходя как будто
в сторону от действительности, глядя на нее откуда-то, точно из потайного угла, из щелочки, Ромашов начинал понемногу понимать, что вся
военная служба с ее призрачной доблестью создана жестоким, позорным всечеловеческим недоразумением.
Барышник как этакую
военную латоху увидал, сейчас начнет перед ним конем крутить, вертеть, во все
стороны поворачивать, а которую часть не хочет показать, той ни за что не покажет, а там-то и фальшь, а фальшей этих бездна: конь вислоух — ему кожицы на вершок
в затылке вырежут, стянут, и зашьют, и замажут, и он оттого ушки подберет, но ненадолго: кожа ослабнет, уши развиснут.
Постоянный костюм капитана был форменный
военный вицмундир. Курил он, и курил очень много, крепкий турецкий табак, который вместе с пенковой коротенькой трубочкой носил всегда с собой
в бисерном кисете. Кисет этот вышила ему Настенька и, по желанию его, изобразила на одной
стороне казака, убивающего турка, а на другой — крепость Варну. Каждодневно, за полчаса да прихода Петра Михайлыча, капитан являлся, раскланивался с Настенькой, целовал у ней ручку и спрашивал о ее здоровье, а потом садился и молчал.
Адъютант, читавший
военные приказы, отложил их
в сторону.
По левую
сторону помешался некто Каламский, предводитель дворянства, служивший
в военной службе только до подпоручика и потому никогда не воображавший, чтоб какой-нибудь генерал обратил на него человеческое внимание, но с поступлением
в предводители, обласканный губернатором, почувствовал к нему какую-то фанатическую любовь.
На нем была незатасканная фуражка, тонкая, немного странного лиловатого цвета шинель, из-под борта которой виднелась золотая цепочка часов; панталоны со штрипками и чистые, блестящие, хотя и с немного стоптанными
в разные
стороны каблуками, опойковые сапоги, но не столько по этим вещам, которые не встречаются обыкновенно у пехотного офицера, сколько по общему выражению его персоны, опытный
военный глаз сразу отличал
в нем не совсем обыкновенного пехотного офицера, а немного повыше.
Дисциплина и условие ее — субординация только приятно, как всякие обзаконенные отношения, — когда она основана, кроме взаимного сознания
в необходимости ее, на признанном со
стороны низшего превосходства
в опытности,
военном достоинстве или даже просто
в моральном совершенстве; но зато, как скоро дисциплина основана, как у нас часто случается, на случайности или денежном принципе, — она всегда переходит с одной
стороны в важничество, с другой —
в скрытую зависть и досаду и, вместо полезного влияния соединения масс
в одно целое, производит совершенно противоположное действие.
Церковные учители признают нагорную проповедь с заповедью о непротивлении злу насилием божественным откровением и потому, если они уже раз нашли нужным писать о моей книге, то, казалось бы, им необходимо было прежде всего ответить на этот главный пункт обвинения и прямо высказать, признают или не признают они обязательным для христианина учение нагорной проповеди и заповедь о непротивлении злу насилием, и отвечать не так, как это обыкновенно делается, т. е. сказать, что хотя, с одной
стороны, нельзя собственно отрицать, но, с другой
стороны, опять-таки нельзя утверждать, тем более, что и т. д., а ответить так же, как поставлен вопрос
в моей книге: действительно ли Христос требовал от своих учеников исполнения того, чему он учил
в нагорной проповеди, и потому может или не может христианин, оставаясь христианином, идти
в суд, участвуя
в нем, осуждая людей или ища
в нем защиты силой, может или не может христианин, оставаясь христианином, участвовать
в управлении, употребляя насилие против своих ближних и самый главный, всем предстоящий теперь с общей воинской повинностью, вопрос — может или не может христианин, оставаясь христианином, противно прямому указанию Христа обещаться
в будущих поступках, прямо противных учению, и, участвуя
в военной службе, готовиться к убийству людей или совершать их?
Таковы выгоды и невыгоды с обеих
сторон для человека из богатых классов, для угнетателя; для человека же бедного рабочего класса выгоды и невыгоды будут те же, но с важным прибавлением невыгод. Невыгоды для человека из рабочего класса, не отказавшегося от
военной службы, будут еще состоять
в том, что, поступая
в военную службу, он своим участием и как бы согласием закрепляет то угнетение,
в котором находится он сам.
Кто там что ни говори, а
военное воспитание… нельзя не похвалить его; разумеется, не со всех
сторон: с других
сторон университет, может быть, лучше, но с другой
стороны… всегда щеточка, гребенка, маленькое зеркальце
в кармане, и я всегда этим отличался.
Пользуясь правом жениха, Рославлев сидел за столом подле своей невесты; он мог говорить с нею свободно, не опасаясь нескромного любопытства соседей, потому что с одной
стороны подле них сидел Сурской, а с другой Оленька.
В то время как все, или почти все, заняты были едою, этим важным и едва ли ни главнейшим делом большей части деревенских помещиков, Рославлев спросил Полину: согласна ли она с мнением своей матери, что он не должен ни
в каком случае вступать снова
в военную службу?
Выше я упоминал о соседке Александре Николаевне Зыбиной. Во время, когда я принимал ее колена за лошадку, помню сопровождавшего ее иногда плотного супруга
в отставном
военном мундире с красным воротником. Дом
в имении Зыбиных, снабженный Двухэтажными балконами по обе
стороны, примыкал к обширному саду, одна из аллей которого вела к калитке церковной ограды.
Но это бывало лишь
в начале
военных действий, когда противники облепляли Прошку со всех
сторон, точно рой комаров.
Тверской бульвар. Время к вечеру. Играет
военный оркестр.
В стороне от главной аллеи, на которой тесной толпою движутся гуляющие, на одной из боковых дорожек сидят на скамейке Ольга Николаевна, Глуховцев, Мишка, Онуфрий и Блохин. Изредка по одному, по двое проходят гуляющие.
В стороне прохаживается постовой городовой
в сером кителе. Звуки оркестра, играющего вальс «Клико», «Тореадора и Андалузку», вальс «Ожидание» и др., доносятся откуда-то слева.
Он от самого своего рождения никого и ни
в чем еще не послушался; а за намерение его идти
в военную службу надобно благодарить бога, потому что там его по крайней мере повымуштруют и порастрясут ему матушкины ватрушки; но полагал бы только с своей
стороны лучшим — поступить ему
в пехоту, так как
в кавалерии служба дорога; записывать же его
в депутатское собрание — значит продолжать баловство и давать ему возможность бить баклуши.
Это была эстафета от полковника Пшецыньского, который объяснял, что, вследствие возникших недоразумений и волнений между крестьянами деревни Пчелихи и села Коршаны, невзирая на недавний пример энергического укрощения
в селе Высокие Снежки, он, Пшецыньский, немедленно, по получении совместного с губернатором донесения местной власти о сем происшествии, самолично отправился на место и убедился
в довольно широких размерах новых беспорядков, причем с его
стороны истощены уже все меры кротости, приложены все старания вселить благоразумие, но ни голос совести, ни внушения власти, ни слова святой религии на мятежных пчелихинских и коршанских крестьян не оказывают достодолжного воздействия, — «а посему, — писал он, — ощущается необходимая и настоятельнейшая надобность
в немедленной присылке
военной силы; иначе невозможно будет через день уже поручиться за спокойствие и безопасность целого края».
Его величества, однако, не было
в числе игравших на бильярде. Какой-то англичанин, вероятно офицер с английского
военного фрегата, стоявшего на рейде, на вопрос Володи, нет ли короля
в числе играющих, отвечал, что он уже сыграл несколько партий и ушел, вероятно, прогуляться среди своих подданных, и советовал Володе идти к большому освещенному, открытому со всех
сторон зданию на столбах
в конце улицы, на площадке, окруженной деревьями, откуда доносились звуки, напоминающие скрипку.
К восьми часам утра, то есть к подъему флага и гюйса [Гюйс — носовой флаг [на
военных кораблях поднимается во время стоянки на якоре]. — Ред.], все — и офицеры, и команда
в чистых синих рубахах — были наверху. Караул с ружьями выстроился на шканцах [Шканцы — часть палубы между грот-мачтой и ютом.] с левой
стороны. Вахтенный начальник, старший офицер и только что вышедший из своей каюты капитан стояли на мостике, а остальные офицеры выстроились на шканцах.
Из Землина аккуратно каждый день летели теперь на почти что беззащитный город снаряды; a тут еще новый враг,
военное судно, хорошо вооруженное тяжелыми пушками, слало им
в свою очередь непрошенные гостинцы со
стороны реки, пользуясь тем, что защитники Белграда не успели вооружиться как следует, не ожидая такого стремительного начала
военных действий.
Салфетка попала как раз
в тарелку с супом и разлетевшиеся во все
стороны брызги залили и нарядный
военный мундирчик маленького Извольцева, и прелестные платьица сидевших по обе его
стороны сестриц.
На краю города,
в стороне от шоссе, стоит грязное двухэтажное здание с маленькими окнами
в решетках. Поздним вечером к железным воротам подкатил автомобиль, из него вышли двое
военных и прошли
в контору.
В темной конторе чадила коптилка, вооруженные солдаты пили вино, пели песни.
— Вы не профессиональный
военный, поэтому все вам и кажется так страшно. Во всякой войне бывают колебания
в ту и другую
сторону. Вот соберемся с силами, подойдут пополнения — и погоним красных, как стадо овец, вот увидите. Их только раз разбить, а дальше работа будет уж только нам, кавалерии.
Ближе к буфету, за столиком, на одной
стороне выделялось двое
военных: драгун с воротником персикового цвета и гусар
в светло-голубом ментике с серебром.
Мы пошли записываться.
В конце платформы, рядом с пустынным, бездеятельным теперь управлением
военного коменданта, было небольшое здание, где дежурные агенты производили запись. На стене, среди железнодорожных расписаний и тарифов, на видном месте висела телеграмма из Иркутска;
в ней сообщалось, что «войска иркутского гарнизона перешли на
сторону народа». Рядом висела социал-демократическая прокламация. Мы записались на завтра у дежурного агента, вежливо и толково дававшего объяснения на все наши вопросы.
Браницкий принял на себя наблюдение и оборону от конфедератских шаек с той
стороны Вислы, а Александр Васильевич — осаду замка. Мы уже знаем выгодное положение последнего и невозможность взять его без сильного обстреливания и пробития бреши. У Суворова между тем не было ни одного осадного орудия. Но по его приказанию втащили с чрезвычайными усилиями несколько полевых пушек
в верхние этажи наиболее высоких домов и оттуда открыли по замку огонь, а королевско-польский
военный инженер повел две минные галереи.
Елизавета Петровна и Шетарди только и ожидали начала
военных действий со
стороны шведов, чтобы подать гвардии сигнал к восстанию. Они могли начаться со дня на день. По улицам Петербурга ежедневно проходили войска, отправляемые
в Финляндию.
Хотя правильная морская война мальтийского ордена с турками была совершенно излишней после истребления их флота при Чесме Алексеем Орловым, но храня свои древние рыцарские обеты — бороться с врагами Христа и защищать слабых и угнетенных — мальтийцы продолжали снаряжать свои
военные суда для крейсерства, чтобы освобождать из неволи захваченных пиратами христиан, охранять от нападений со
стороны этих морских разбойников христианских торговцев и держать
в страхе суда, на флаге которых был изображен полумесяц.
Суворов был, как мы знаем, всегда и
в одинаковой степени глубоко верующим человеком и исполнительным сыном церкви, но под старость сделался еще строже
в обрядовой
стороне и вообще во внешнем благопочитании, особенно
в селе Кончанском. Видя для себя закрытой практическую
военную деятельность, он решился уединиться
в монастырь и отдаться Богу.
Среди этого затишья застал обе воюющие
стороны 1771 год. Не ограничившись поднятием Турции против России, Шуазель еще
в 1769 году послал
в Польшу заслуженного офицера де Толеса с большою суммою денег для оказания конфедератам пособий и руководительства их
военными операциями. Но несогласие и раздоры польских дворян скоро убедили Толеса
в бесплодности его миссии, и он возвратился во Францию, привезя назад деньги.
Неприязненные отношения к Суворову со
стороны фельдмаршала, несмотря на доблестные подвиги первого, между тем продолжались, и Александр Васильевич, утомившись и
военными действиями, и особенно бесцельною перепиской, полною придирок со
стороны начальства, отпросился
в отпуск
в Москву, где жил его отец, который призывал его к себе «по семейному делу».
Вопросы и ответы с обеих
сторон были одинаково сдержанны и коротки. Сын привык к этой строго
военной манере даже
в разговорах с отцом, потому что тот не терпел лишних слов, ни колебанья, ни уклоненья
в ответах. И сегодня Иван Осипович держался того же тона: он должен был скрыть от неопытного глаза сына свое мучительное волнение. Сын,
в самом деле, видел только серьезное, неподвижно-спокойное лицо, слышал
в голосе только холодную строгость.
— Который воспитан для
военной службы и потому знает, что такое честное слово. Это совсем не беспокоит меня, мои опасения клонятся совсем
в другую
сторону.
По берегу Крестовского острова, восемьдесят лет тому назад, при звуках
военных оркестров, с одной, то есть с сухопутной
стороны и роговой придворной музыки, несшейся или с реки, или с противоположной Нарышкинской дачи, прогуливался, смело можно сказать, весь Петербург de la hante volee, самого высшего, блестящего общества. Это происходило
в будни
в течение целого лета.